Жорж Сименон - Погоня [журнальный вариант]

Он закрыл глаза, но лишь на момент. Затем рука нащупала блокнот, с которым он никогда не расставался, и, лежа на спине, Лекёр принялся перелистывать страницы.

На них не было ничего, кроме крестиков, бесчисленных колонок, заполненных этими крохотными пометками, которые он собирал здесь месяц за месяцем, год за годом.

Эти крестики рассказывали о ночной жизни Парижа…

— Кофе, Лекёр?

— Благодарю.

Почувствовав себя выключенным из дела, он вытащил свою раскладушку в большую комнату и поставил ее так, чтобы видеть карту Парижа. Время от времени он поглядывал на брата, который, сгорбившись, сидел в уголке; плечи его были опущены, и только длинные белые пальцы, которые то сплетались, то расплетались, выдавали пытку, которую он терпел.

Теперь уже сотни мужчин, и не только в Париже, но и в пригородах, искали мальчика.

Лекёр взглянул на часы, затем поискал глазами инспектора.

— Можно вас на два слова, инспектор?

Раскладушку Лекёр снова утащил б закуток. Туда он и пригласил шефа криминальной полиции.

— Надеюсь, вы не будете ничего иметь против того, что я вмешиваюсь… Я знаю, что не мое это дело высказывать предположения… Но вот насчет этого убийцы… — Он держал в руке свою записную книжку. Должно быть, он знал все ее содержимое наизусть. — С самого утра я сегодня только об этом и думал, и…

Совсем недавно, когда он лежал на раскладушке, все представлялось так ясно, но теперь, когда все это нужно было объяснить, он почувствовал, что ему трудно привести свои соображения в стройную логическую систему.

— Я тут проглядел, в какие часы совершались все убийства за последние три года. Почти все они случились между десятью вечера и двумя часами ночи…

Это его наблюдение, казалось, не слишком поразило инспектора. Почему тогда не взять быка за рога и не высказать прямо все, что он надумал?

— И вот сейчас, когда я смотрел на брата, меня вдруг осенило, что человек, которого мы ищем, должен во многом походить на него. По совести говоря, и я тоже какое-то время думал, уж не он ли это… Минуточку.

Выражение вежливой скуки исчезло с лица Сэлара.

— Будь у меня побольше опыта в такого рода работе, я бы смог лучше объяснить, к чему я веду… Но вы сейчас поймете… Человек, который одного за другим убил восьмерых, это если не сумасшедший, то, уж во всяком случае, человек неуравновешенный. Может быть, он испытал какой-то внезапный шок. Возьмите, к примеру, моего брата, Когда он потерял работу, это так его расстроило, что он предпочел жить в паутине лжи, лишь бы только не говорить сыну.

Нет. На словах все это выходило так неуклюже.

— Когда человек внезапно теряет все, что у него было в жизни…

— …Он не обязательно сходит с ума.

— Я не говорю, что он и в самом деле сумасшедший. Но представьте себе человека, в котором чувство обиды и возмущения так сильно, что он начинает считать себя вправе мстить за свои неудачи своим собратьям… Мне не нужно напоминать вам, инспектор, что другие убийцы всегда убивают примерно одним и тем же способом. Этот же использовал молоток, нож, гаечный ключ, а старуху задушил. И ни разу его не видели, ни разу он не оставил ни одной зацепки. Где бы он ни жил в Париже, ему нужно было пройти пешком многие километры, потому что ночью не работает транспорт, порой в такие часы, когда бывала объявлена тревога, когда патрули колесили по городу. Как же это получилось, что он сумел не встретиться с ними?..

Он был уверен теперь, что правильно развивает свою мысль. Если только Сэлар дослушает его…

Инспектор сел на одну из раскладушек. Комнатка была очень мала, и Лекёр, который ходил из угла в угол, мог делать каждый раз не больше трех шагов.

— Этим утром, например, допуская, что он был вместе с мальчиком, он прошел пол-Парижа, держась в стороне от всех полицейских участков и всех тех мест, где может стоять регулировщик.

— Вы хотите сказать, что он наизусть знает пятнадцатый и шестнадцатый округа?

— И не только эти. По крайней мере еще два — двенадцатый и двадцатый, как это видно из предыдущих случаев… Он не выбирает свои жертвы наугад. Он знает, что они живут одни и с ними можно разделаться без особого риска.

Какая досада! Это появился брат:

— Я принес бутерброды, Андрэ.

— Спасибо. Ты ешь, ладно?.. Не жди меня. Я сейчас приду.

Он пристроил Оливье снова в его угол, а сам вернулся в маленькую комнату. Он не хотел, чтобы брат его слышал.

— Если каждый раз он использует новое орудие убийства, так это потому, что он знает — нас это озадачит.

Инспектор встал и теперь смотрел на Андрэ отсутствующим взглядом, как будто следил за ходом каких-то своих мыслей.

— Вы считаете, что он…

— Что он один из нас или был им… Я никак не могу отделаться от этой идеи.

Он понизил голос.

— Кто-то, кто один против всех, так же как мой брат. Уволенный пожарник может заняться поджогами. Такое случалось два или три раза… Полицейский…

— Но почему он не стал вором?

— А мой брат — разве ему не нужны были деньги?.. Предположим, что и он тоже работал по ночам, а теперь делает вид, что продолжает ходить на работу. Ему нужно быть вне дома всю ночь. В первую половину ночи это легко — кафе и бары открыты… А потом он остается наедине с собой.

Сэлар прошептал, словно про себя:

— В такой день в отделе кадров никого нет.

— Может быть, вы смогли бы позвонить домой самому директору. Он может помнить.

— Алло! Могу я говорить с господином Гийомом? Будьте любезны… Его нет дома?.. Где я могу его найти?.. У его дочери в Отейле… У вас есть номер телефона?..

— Алло! Господин Гийом?.. Сэлар говорит. Надеюсь, я не слишком вас беспокою… Это насчет этого самого убийцы… Да, было еще одно… Нет. Ничего определенного. Просто у нас возникла идея, которую необходимо проверить, и срочно. Пусть вас не очень удивляет мой вопрос. Не был ли недавно, скажем два или три месяца назад, уволен кто-нибудь из парижской полиции?.. В этом году никто… Понимаю…

Лекёр почувствовал, как что-то внезапно сдавило ему сердце, словно ощущение катастрофы, и с жалким видом, в отчаянии уставился на план Парижа. Он уже сдался и поэтому был удивлен, когда услышал, что шеф продолжает разговор:

— Строго говоря, вовсе не обязательно, чтобы это случилось недавно. Это мог быть кто-нибудь, кто работал в различных округах Парижа, включая пятнадцатый и шестнадцатый. Возможно, что еще и двенадцатый с двадцатым. Похоже, что работа у него была больше по ночам. Кроме того, увольнение привело его в состояние горькой обиды… Что?..

То, как Сэлар произнес последнее слово, вселило в Лекёра новые надежды.

— Сержант Лубэ?.. Да. Я помню имя, хотя встречаться с ним мне не доводилось. Три года назад!.. Где он живет, вы, я полагаю, не знаете?.. Где-то в районе Рынка?

Три года тому назад. Нет. Это не подходило, и сердце у Лекёра снова упало. Трудно ожидать, чтобы человек три года носил в себе свое озлобление и вдруг неожиданно начал мстить.

— …Нет ли у вас хоть малейшего представления, что с ним сталось?.. Нет. Конечно, нет… И не тот это день, чтобы выяснять…

Он повесил трубку и задумчиво посмотрел на Лекёра. Когда он заговорил, то звучало это так, будто он обращался к равному.

— Вы слышали?.. Сержант Лубэ. Он постоянно попадал в какие-то скандальные истории, и его три раза переводили с места на место, прежде чем уволить. Выпивка — вот что его погубило… Он очень тяжело переживал увольнение. Гийом не может сказать наверняка, что с ним сталось дальше, но, по его словам, Лубэ поступил в частное сыскное бюро… Если вы хотите попытаться…

Лекёр принялся за работу. Надежды на успех у него почти не было, но делать хоть что-то было все-таки лучше, чем просто сидеть, глядя на лампочки настенного плана улиц этого города. Он начал с сыскных бюро, пользующихся самой сомнительной славой, не веря, что человек, подобный Лубэ, легко сможет подыскать себе работу в какой-то уважаемой фирме. Большинство бюро было закрыто, и ему пришлось звонить на дом их владельцам.

— Не знаю такого. Позвоните лучше Тиссерану, на бульвар Сен-Мартэн. Это он берет к себе всяких подонков…

Но Тиссеран, фирма которого специализировалась на выслеживании, тоже не мог сообщить ничего определенного.

— Не говорите мне об этом бездельнике. Уже добрых два месяца прошло, как я выставил его вон. Если он еще когда-нибудь покажется у меня, я спущу его с лестницы.

— Чем он у вас занимался?

— Ночная работа. Посматривал за некоторыми квартирами.

— Много пил?

— Трезвым его редко видели. Не знаю, где ему удавалось напиваться на дармовщину. Должно быть, шантажировал кого-нибудь.

— Можете сообщить мне его адрес?

— Улица Па-де-ла-Мюль, 27.

— Телефон у него есть?